О том что нельзя забыть 90. О том, что забывать нельзя. Крематорные печи в Освенциме

09.05.2016

Все меньше среди нас тех, кто мог бы рассказать о Великой Отечественной войне – о том, что сам видел и пережил. В прошлом году клирик Барнаульской епархии священник Георгий Барков расспросил о тех временах своего прихожанина Ивана Васильевича Кулешова, прошедшего дорогами войны от начала и до Победы. Им слово.

После окончания школы, в 1972 году, по благословению отца, я поступил в Иркутское военное авиационно-техническое училище. Вспоминаются сейчас годы учебы, на память приходят моменты удивительного общения с ветеранами и участниками Великой Отечественной войны. Это было время, когда они ещё были в военном строю. Это было на лекциях, когда они вспоминали случаи из своей фронтовой жизни, это было длинными вечерами специальных встреч с ними, когда мы задавали свои многочисленные вопросы, касающиеся самых разных аспектов фронтовых будней.

Помню, меня поразил рассказ преподавателя тактики. Был он призван восемнадцати лет в 1941 году в пехоту, и после недолгой подготовки – первый бой, в котором его рота была поднята в атаку врукопашную. Он рассказывал, что чувствовал, какие мысли проносились в голове, как он до сих пор помнит лицо того воина немца, с которым он сошелся в штыковую, и как потом, до конца боя, всё остальное было как будто вычеркнуто из памяти. Когда он как будто бы очнулся, бой уже закончился, а он находился на поле сражения и без винтовки. Винтовку он нашел в теле убитого штыком фашиста.

Закончив училище, я прибыл в гвардейский полк Дальней Авиации для прохождения дальнейшей службы. И первые пять-шесть лет довелось служить с ветеранами и участниками Великой Отечественной войны, которые, как и в училище, оставались в военном строю. Совместная служба и общение с ними навсегда останется в моей памяти. Во время всех этих встреч, общений, совместной службы всегда особенно ощущалось заботливое, отеческое отношение ветеранов к нам, молодым офицерам. В их рассказах всегда присутствовала ссылка, что мы русские, «русские по духу», по вере, в нашей истории замечательные воины, полководцы, святые, и они не могли по-другому воевать.

Я помню, в школьные годы перед нами в дни памяти Великой Победы всегда выступали ветераны. Об одном из них мне хотелось бы рассказать. Это отец моей одноклассницы Иван Васильевич Кулешов. Иван Васильевич – глубоко верующий человек, 14 января 2015 года ему исполнилось 95 лет. Старший брат Ивана Васильевича в первые месяцы войны попал в плен и в марте 1942 года погиб в концлагере. На несколько вопросов Иван Васильевич согласился ответить. В беседе принимала участие дочь Ивана Васильевича Ольга.

Встречаетесь ли Вы со своими друзьями с войны?

– На 25-летие Победы к нам в гости приезжал командир отделения старшина Алексей Иванович Тимофеев. Он рассказал нам, что папа спас его, до того мы не знали об этом. На реке Неман при очистке фарватера. Для этого к сваям привязывали на проволоку противотанковые мины и поджигали бикфордов шнур. Туда и обратно нужно было плыть на резиновой лодке. Папа взорвал уже штук пять-шесть. Старшина Тимофеев решил поехать сам, а папу оставил отдохнуть. Он закрепил мину, поджег шнур и, видимо, заторопился и упал из лодки в воду, а плавал плохо и начал тонуть. Тут папа его и спас, успел до взрыва.

Какой самый страшный эпизод в войне?

– Вся война страшная.

Сколько Вам было лет в начале войны?

– Двадцать один год.

Тяжело было воевать с фашистами? Почему?

– Нелегко. У фашистов было больше техники, вооружены были лучше. Когда появились «катюши», стало значительно легче.

Какой распорядок дня у Вас был во время войны, и был ли он вообще?

– Никакого распорядка. Спали, где придется, и на снегу в том числе. Политрук политинформацию проводил каждый день. А распорядка не было.

Где Вы были, когда война закончилась?

– Войну закончил и встретил день Победы под Кенигсбергом. В часть сообщили по телефону, командование нам объявило. Из орудий стреляли, кричали «ура». Радовались все.

Какая для Вас самая ценная медаль?

– «За отвагу» и орден Красной звезды.

Был ли у Вас на войне боевой товарищ, с которым Вы сражались плечом к плечу? Прошёл ли он войну? Жив ли он?

– Тимофеев – старшина, уже нет его.

Опишите, пожалуйста, самые запомнившиеся Вам моменты в той войне.

– В Крыму, около Алушты, шел по тропинке, засыпанной гравием, и встал на мину – только характерный щелчок. Рядом тот же Тимофеев: «Ваня, успокойся, тихо-тихо, сходи потихонечку». Слава Богу, всё обошлось.

Ещё был случай. С пополнением из Курской области в 1941 году под Москвой прибыли лет семнадцати-весемнадцатилетние мальчишки, один из них – Карачевский – был то ли болен, то ли слаб, но ему всегда хотелось спать. Он засыпал, как только присаживался, и на политзанятиях тоже. Поставили его в караул ночью. Пошел командир с политруком проверять посты, а он спит. Разобрали на собрании, наказали. А в следующий раз он опять уснул на посту. Всё. Расстрелять! А расстреливать отправили тех мальчишек, с которыми он прибыл на пополнение. «Готовьсь! Пли!» – и всё. На следующий день неподалеку выставили пост. Мальчишка прибегает и говорит: «Карачевский живой, стонет». Политрук схватил пистолет, побежал и добил его. Спустя некоторое время во время переброски на другое место начался обстрел. Невдалеке стояла постройка, видимо, для лошадей, типа сарая с отсеками. Солдаты разбрелись по нему, а политрук и командир встали у ворот понаблюдать. Вот их одним взрывом двоих и накрыло. Папа всегда говорит: «Это их Господь за мальчишку этого наказал».

Было и такое… Отступали. Фашисты бомбят – света белого не видно. Сзади Керченский пролив. Самое узкое место – коса Чушка, четыре километра. Вплавь рискованно. Тут у мужиков камера прилажена на доске, собираются плыть. А один говорит, что плавать не умеет, да и не поплывет – все родные под немцем, и ему тут суждено остаться. Пригласили папу, он согласился. Плывут, вокруг снаряды рвутся. Кругом кто на чем движется. Многих поубивало, а им повезло. Где-то посредине снаряд разорвался прямо около их камеры, и оглушило большую рыбину килограммов на пять. Папа её ремнем захватил. Так и выплыли. Недалеко от берега их подобрал катер и высадил на причал. Там они зашли к женщине – оказалось, раньше у неё же находился штаб и на постое были командиры, но их не было теперь. Они попросили женщину приготовить рыбу. Тут прибыли и офицеры. Так что этой рыбы хватило на всех. А когда хозяйка постелила постель на кровати, офицеры отказались от этого ложа в пользу простых солдат. Папа вспоминает об этом с благодарностью и теплотой: «Мы на ней спали как убитые, на каком боку легли, с того и встали».

Еще один случай. Папа был в разведроте, у него одного в отделении был автомат – трофейный, видимо. Пошли в разведку и набрели на разбитую повозку. Посмотрели, что там лежит, – кто шоколадку, кто консервы взял, а папа взял бинокль. Пошли дальше, вышли к церкви. А там оказались фашисты и начали косить из автоматов. Папа спрятался за дуб. Его заприметили, видимо, думали, командир, раз с автоматом и биноклем. Бедному дубу досталось, да и папе высунуться не давали: прострелили обе руки и ногу. Когда выбили засевших фашистов, папу отнесли на носилках, и мужики говорили папе, что он счастливый, что остался жив. Он и сам говорит, что если б ни этот неохватный дуб, уж давно его бы не было. Если б мог, съездил бы, поклонился бы этому дубу.

Чем вы занимались до Великой Отечественной войны?

– Сапожником работал в Затоне.

Расскажите, как и где призывались?

– В 1940 году был призван в армию из Бобровского затона.

Как прошло Ваше «боевое крещение», помните ли первый бой?

– Около Усть-Каменогорска стояли в палаточном лагере. Повели в летний кинотеатр «Ридер», был концерт в воскресенье. Среди концерта вывели на улицу, и политрук объявил о том, что началась война. Обратно отбыли в Семипалатинск, потом от Ашхабада в десяти километрах простояли дня три. Затем в Черджоу полмесяца. Оттуда – в Тулу, и на машинах – к Москве, на боевые позиции.

Была ли баня на фронте?

– Какая там баня? Брезентовая палатка, в ней воды нагреем. Там и мылись, и то редко. А на передовой какая баня?

Часто ли Вы писали домой письма? О чём писали и кому? От кого получали письма?

– Часто писал домой, что жив- здоров, писать сильно нельзя – цензура. Писал маме, папе, племянницам, сестре и братьям, пока Евстафий не погиб под Ржевом, а другой брат – Дмитрий – раненый не попал в плен и там погиб. От них тоже получал письма.

Было ли радио на фронте? Когда его можно было слушать? Что передавали?

– Радио не было. Связь была лишь проводная. Катушками связисты тянули. Вот и всё.

Что читали на фронте?

– Письма, да политрук политинформацию проводил.

Как помогала песня на войне? Какие песни пели?

– Когда попадали в землянки, так там и пели. Всякие песни. У кого какие дома поют, те и пели. Люди-то были всех пятнадцати республик в одной семье. Из одного котла питались и пели. И, конечно, «Катюшу». Украинцы сильно хорошо пели.

Приезжали ли на передовую артисты?

– Один раз приезжали.

Что пожелаете молодежи?

– Чтобы мир берегли и не допустили войны.

Расскажите о самых примечательных фактах Вашей фронтовой биографии, наиболее памятных боях или других моментах из Вашей боевой жизни и жизни однополчан. За какие подвиги удостоены наград?

– В ночь на 11 апреля 1944 года при выполнении задания по проделыванию проходов в минных полях и проволочных заграждениях под ружейно-пулеметным огнем ползком проник через минные поля к проволочным заграждениям противника, снял 62 противотанковых мины. При разминировании города Феодосии снял 210 противопехотных мин (из представления к ордену «Красной Звезды» от 24.04. 1944). На 20 ноября 1944 г. имел на личном счету 1653 обезвреженных взрывных заграждений. В полосе 28-й Армии под минометным огнем противника установил 170 противотанковых мин.

Что помогало Вам выживать в экстремальных условиях войны?

– Вера в Бога.

Чем занимались после войны?

– После войны я демобилизован в 1946 году. Работал сапожником, затем служил в военизированной охране в Текстильшвейобувьторге 20 лет. Оттуда и ушел на пенсию.

Как Вы отмечаете День Победы?

– Приезжают дети с внуками и правнуками, племянница с детьми и внуками, приходят соседи. Празднуем, поем песни, вспоминаем близких, войну и нашу Победу.

Публикация студенческого журнала
Барнаульской семинарии «Покров»
приводится в сокращении

В далеких 90-х, когда я училась в школе, страшная война, унесшая миллионы жизней, казалась нам такой далекой и такой нереальной. Она жила на страницах учебников истории, плюясь бесстрастными фактами. "Безвозвратные потери Советской Армии составили 11 944 100 человек. Было разрушено 1710 городов и свыше 70 тысяч сел, исчезли 32 тысячи фабрик и заводов". Что говорили детям, живущим в мирные годы, эти цифры? Они были частью того, что, казалось бы, ушло и никогда не вернется. Но рядом с нами еще находились те, кто мог оживить прошлое .


***
На каждую годовщину Дня Победы мой дед вставал спозаранку и, усадив нас с бабушкой в машину, ехал в родную Калиновку. Там, на аллеях маленького парка, рядом с котором ежегодно проводился скромный, но очень торжественный парад, стояли гранитные плиты с сотнями имен тех, кто не вернулся с войны. Были там и инициалы моего прадеда - 30-летнего пузатого добряка, обожавшего жену и двоих маленьких сыновей. В самом начале войны его, как и десятки других деревенских парней, призвали на фронт. Крепко обняв родных на прощанье, он пообещал прийти домой, непременно с победой. Свое слово Иван Иванович так и не сдержал: в том же году он пропал без вести и так и не был найден. А мой дед, испытав лишения и голод, всю жизнь придерживался правила: в доме обязательно должен быть свежий хлеб. Иногда доходило до смешного, и буханку по дороге покупали все: и родители, и бабушка, и, конечно, сам дед.
***
Бабушка, устраивая еженедельные семейные обеды, обязательно оставляла тарелочку вкуснятины для маленькой и сухонькой старушки, живущей в одной из комнат расположенной наверху коммуналки. Баба Ася была очень рада вниманию и заботе и, проводя меня в свой крошечный, бедно обставленный закуток, рассказывала о войне и о молодости, о любви и давно ушедших друзьях. Казалось, что, вспоминая те ужасные годы, она на миг становилась такой же полной жизни, как на потертой черно-белой фотографии на ее столе. Бабушка Ася умерла так же тихо, как и жила: не получая, да и не требуя помощи от государства.
***
Отец, вернувшись из Белоруссии после похорон деда, привез с собой кусок полотна, усыпанного медалями. Вклад лесника Федора Леонтьевича в победу был незаметным, но очень важным. В боях с немецкими захватчиками он обеспечивал линию фронта бесперебойной связью и под огнем противника исправил 5 повреждений телефонной линии. А в другой раз ему удалось вывести из-под обстрела повозку с питанием и боеприпасами, доставив их по назначению. Деда живым, к сожалению, мне увидеть не довелось.
***
Каждый год нас, школьников, водили к ветеранам, находившимся на лечении в Госпитале ВОВ - в то время уже седым и некрепким, но еще полным запала и жизни. Как же задорно они заводили своими дрожащими голосами "Смуглянку" и "Катюшу"! А как трогательно вальсировали, прижимая партнера к самому сердцу! Моя дочка таких походов уже не застала. Им просто вклеивали в дневник записку "В среду принести передачку для ветеранов. Приветствуются конфеты, крупы и консервы".
***
Сейчас в Украине наряду с Днем Победы празднуется День памяти и примирения. С кем и зачем? Я не знаю. Бойцы УПА стали такими же почитаемыми ветеранами, как и красноармейцы. Георгиевскую ленту и красные флаги заменил странный алый мак, а парады, посвященные окончанию Великой отечественной войны, смешали с почитанием АТОшников. Но мы еще помним, чем является День Великой Победы - настоящим праздником, подаренным нам родными, бесконечно храбрыми людьми.

Наверное есть смысл немного вернуться назад и вспомнить то, что случилось с нашими героями 10 лет назад. Тем более что ни о чем другом вот уже несколько дней Саша думать не могла…

***Если вы пропустили начало, то это здесь:

Им с сестрой было по 17, они только окончили школу и поступили в университет. Шел первый семестр, всё было новое и интересное! И там, однажды, в коридоре универа, она увидела ЕГО. Красивого, умного, взрослого, амбициозного. Все студентки таяли при встрече с ним и Саша не стала исключением. Смотрела со стороны и тихо вздыхала.
Лицом к лицу в первый раз они встретились в библиотеке. Её прошибло током от макушки до самых кончиков пальцев, он смотрел на нее как удав на кролика и просто гипнотизировал своим взглядом. Потом оказалось, что нужная ей книга «совершенно случайно» была у него дома и не трудно догадаться, чем этот поход за книжкой закончился для них обоих…
Они встречались 3 месяца. Тайком ото всех. Она влюбилась по уши. Он стал её первым мужчиной. Когда стало ясно, что она беременна, то он предложил расписаться. НИЧЕГО не предвещало беды. А потом он уехал. Навсегда. Ну, теперь-то выяснилось, что не совсем навсегда… а всего лишь на 10 лет…
Пережить такое предательство она не смогла, у ее была жуткая депрессия, постоянные угрозы выкидыша и бесконечные капельницы добили её окончательно((Ребёнка она потеряла. А потом потеряла и мужа, подписав документы о разводе.
Вот и вся история.
Понемногу отходить она начала уже после окончания университета. Стала ходить на свидания, даже было несколько достаточно серьёзных романов. Но всё было не то и не с теми(((

С ним творилось примерно то же самое. И тогда, и теперь… Воспоминания не давали спокойно работать.

Эта девочка с самой первой их встречи окутала его какой-то пьянящей истомой, рядом с ней он терял контроль над своими чувствами, мысли путались и он тонул в тихом омуте её глаз. Он просто хотел, чтобы она была его. И всё. Навязчивое и абсолютно не контролируемое желание… Возможно, если бы не этот, давно запланированный, отъезд в США, то может у них что-то и сложилось бы. Ему было 28 - самое ТО время, чтобы завести семью. Тем более, что в какой-то момент его прагматичность дала сбой и стало ясно, что он скоро станет отцом. Это было очень не вовремя и совсем не кстати((
К тому же назревал жуткий скандал. Преподаватель и студентка, несовершеннолетняя, беременная… Жуть… И всё это на фоне и без того сложных переговоров с американским посольством и нашими спец службами, имела ещё родина на него виды, как на ученого. Чтобы не было лишних разговоров и проблем, они расписались. Это была формальность. Через 2 недели он сел в самолет и улетел. Может и отпустили так сразу именно потому что теперь у него была молодая жена с ребенком, были уверенны что теперь уж наверняка вернётся… кто знает…
Звонить было дорого. Писал электронные письма, но ничего не обещал. Всё честно. На расстоянии это было как-то гораздо проще… А потом вскоре узнал, что ребенка не будет. Что это, выкидыш или аборт, выяснять не было никакого смысла и желания. Всё к лучшему. Еще через пол года он решил вопрос с разводом через адвоката и вся эта история канула в Лету…
И вроде бы никакого криминала, но ощущение, что он последний негодяй, не покидало его ещё очень долго…

У них не было ни одной совместной фотографии. Она свои уничтожила, ему они не были нужны изначально. Как будто и не было ничего… А ведь было! И сколько ещё всего будет! ;-) Но об этом в следующий раз))

Это письмо М.А. Шолохова И.В. Сталину пролежало в архиве Политбюро ЦК 60 лет. Оно рассказывает о трагических событиях 1932- 1933 годов- о хлебозаготовках, проводимых методами жутких репрессий, о том, чем был вызван страшный голод 1933 года, приведший к смерти миллионы крестьян.

Шолохов в письме, датированном 4 апреля 1933 года, повествуя об этих событиях, просил у Сталина помощи для Вешенского и Верхне-Донского районов Северо-Кавказского края. «Вождь народов» 16 апреля ответил телеграммой: «Сообщите о размерах необходимой помощи». В тот же день Шолохов пишет второе письмо. 22 апреля Сталин присылает писателю еще одну «молнию»: «Кроме отпущенных недавно сорока тысяч пудов ржи отпускаем дополнительно для вешенцев восемьдесят тысяч пудов всего сто двадцать тысяч пудов. Верхне-Донскому району отпускаем сорок тысяч пудов...»

Об остальных голодающих районах, краях, областях Сталин умолчал. О репрессиях и издевательствах тоже. Правда, в Постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 4 июля 1933 года крайкому было указано «на недостаточный контроль над действиями своих представителей и уполномоченных». Упоминавшихся в письме Зимина и Овчинникова сняли с занимаемых постов, Плоткину и Пашинскому объявили строгий выговор, а «все другие меры наказания», вынесенные им, постановили «считать аннулированными». Дело в том, что в мае того же года Пашинский был приговорен к расстрелу выездной сессией крайсуда, а семеро из его «агитколонны» получили тюремное заключение. Но Политбюро эти наказания отменило, «аннулировало».

Т. Сталин!

Вешенский район, наряду со многими другими районами Северо-Кавказского края, не выполнил плана хлебозаготовок и не засыпал семян. В этом районе, как и в других районах, сейчас умирают от голода колхозники и единоличники; взрослые и дети пухнут и питаются всем, чем не положено человеку питаться, начиная с падали и кончая дубовой корой и всяческими болотными кореньями. Словом, район как будто ничем не отличается от остальных районов нашего края. Но причины, по которым 99% трудящегося населения терпит такое страшное бедствие, несколько иные, нежели, скажем, на Кубани.

Прошлые годы Вешенский район был в числе передовых по краю. В труднейших условиях 1930 - 31 гг. успешно справлялся и с севом и с хлебозаготовками. О том, как парторганизация боролась за хлеб, красноречиво свидетельствуют цифры роста посевных площадей.

Посевная площадь по колхозно-единоличному сектору:

1930 г. -87 571 гек.
1931 г. -136 947 гек.
1932 г. -163 603 гек.

Как видите, с момента проведения сплошной коллективизации посевная площадь выросла почти вдвое. Как работали на полудохлом скоте, как ломали хвосты падающим от истощения и устали волам, сколько трудов положили и коммунисты и колхозники, увеличивая посев, борясь за укрепление колхозного строя, я постараюсь - в меру моих сил и способностей - отобразить во второй книге «Поднятой целины». Сделано было много, но сейчас все пошло насмарку, и район стремительно приближается к катастрофе, предотвратить которую без Вашей помощи невозможно.

Вешенский район не выполнил плана хлебозаготовок и не засыпал семян не потому, что одолел кулацкий саботаж и парторганизация не сумела с ним справиться, а потому, что плохо руководит краевое руководство. На примере Вешенского района я постараюсь это доказать.

В 1931 г. колхозы Вешенского района полностью выполнили план хлебозаготовок в 21 000 тонн, заготовили семена на 163 603 гек. озимого и ярового клина, выдали колхозникам на трудодни 7323 тонны (по 81/2 пудов в среднем на едока) и осенью подняли 73 000 гек. зяби.

Весною 1932 г. приступили к севу. Решение ЦК и Совнаркома «О плане хлебозаготовок из урожая 1932 г.» застало колхозы нашего района еще в момент сева колосовых. Его проработали во всех бригадах, распространили широчайшим образом. И оно сыграло немалую роль в деле поднятия производительности труда! Колхозника ориентировали так: «В прошлом году колхоз ваш сдал на хлебозаготовки одну тысячу тонн, а в этом году, при сниженном плане, сдаст меньше. Остальное- ваше! Распределяйте на трудодни и распоряжайтесь, как хочете».

План сева к 26 мая был выполнен по району целиком, включая и 13000 гектар дополнительного. Но надо сказать, что на изрядной и никем не учтенной площади высев зерна был произведен в значительно меньшей норме, чем полагалось бы, т.к. зерно крали колхозники во время сева из сеялок. В этом деле бесспорно одно: воровали не «из любви к искусству» и не ради стяжания, а в большинстве случаев потому, что в 1931 г. получили- по сути- полуголодную норму (8 1/2 пудов на едока), да и из этой нормы весною 1932 г., когда край прислал дополнительный план по пшенице, взяли на обсеменение часть выданного осенью хлеба.

Каков был урожай по верхнему Дону в 1932 г.? Я изъездил и исходил много полей, и не только колхозов Вешенского, но и соседних районов. Урожай можно смело назвать «лоскутным». Он и пестр был, как лоскутное одеяло. Стогектарная клетка пшеницы, посеянной в первых числах апреля, на вид давала 30 - 35 пудов, а рядом такая же клетка пшеницы, посеянной в конце апреля либо в начале мая, выглядела неизмеримо хуже. В одном и том же колхозе урожай колебался от 4 пудов с гектара до 40. Большое количество посевов - преимущественно поздних - погибло окончательно. Так по колхозам Вешенского района из общей посевной площади в 163603 гек. погибло 14017 гек. одной пшеницы, да 6866 гек. пропашных.

В конце июня секретарь РК Луговой получил двухмесячный отпуск по болезни. С этим временем совпал уход старого председателя РИК"а (районный исполнительный комитет). Заворг РК Лимарев и новый председатель РИК"а Карбовский приступили к составлению хлебофуражного баланса, используя данные районной комиссии по определению урожайности.

Районная комиссия, определявшая урожайность, в большинстве состояла из людей новых в районе, абсолютно не знавших ни условий района, ни того, как проводился весенний сев. Комиссия не учла того обстоятельства, что 20883 гек. погибших посевов не исчерпывали минусов районного хозяйства, что помимо этого по колхозам имелась огромная неучтенная площадь поздних, забитых сорняками хлебов, которая даст значительно сниженную урожайность. Поэтому-то и была допущена переоценка урожайности. В среднем ее установили по пшенице 5 центнеров с 1 гектара и по ржи 7 центнеров, а в среднем по всем культурам, включая все колосовые и пропашные, - 5 центнеров с 1 гектара.

Опираясь на выводы комиссии, районное руководство, составлявшее хлебофуражный баланс, пришло к заключению, что валовая продукция по району составит 82000 тонн. Нелепость такого предположения очевидна уже по одному сопоставлению следующих цифр: известно, что урожай 1932 г. был ничуть не лучше урожая 1931 г., следовательно, если за отправное брать одинаковую урожайность этих лет, то прирост валовой продукции в 1932 г. должен идти только за счет прироста посевной площади. Валовая продукция по району за 1931 г. составляла 43 165 тонн, посеяли в 1932 г. по сравнению с 1931 г. на 26 656 гек. больше, перемножив 26656 на 5 центнеров, мы получим, разумеется, грубый, но все же приближающийся к действительности подсчет прироста валовой продукции за 1932 г. В общей сложности валовая продукция в 1932 г. едва ли превышала 56 000 - 57 000 тонн. Ее же «определили» в 82000 тонн. Просчитались... миллиона на полтора пудов. Но не только просчитались, наспех состряпав «определение урожайности», вдобавок еще и хлебофуражный баланс районные руководители составили следующим образом: на хлебозаготовки - 22 000 тонн, на выдачу по трудодням- 18696 тонн, на прокорм скота- 17000, остальное - на семена и различные фонды.

8 июля заворг РК Лимарев и председатель РИК"а Карбовский были вызваны в Крайком для рассмотрения хлебофуражного баланса. Баланс был рассмотрен в присутствии т. Шеболдаева, который обвинил вешенское районное руководство в злостном преуменьшении урожайности, а баланс назвал «кулацким». Тут же он предложил Лимарева с работы снять, а в Вешенский район послать авторитетную комиссию, в обязанности коей входило установить доподлинную урожайность и в случае если подтвердится преуменьшение урожайности, - районное руководство снимать и судить. Вместо намечавшихся по балансу 22 000 тонн хлебозаготовок он предложил сдать 53 000 тонн и, соответственно с этим, пересоставить остальные статьи расхода по хлебофуражному балансу.

Лимареву т. Шеболдаев запретил выезд в район, оставив его своеобразным «заложником», а тем временем в Вешенскую выехала краевая комиссия по установлению «настоящей» урожайности. В комиссию эту вошло двое: зав. зерновым сектором Крайкома т. Федоров и секретарь парткома Сельмаша т. Овчинников.

Что послужило т. Шеболдаеву основанием для обвинения Вешенского РК в преуменьшении урожайности, я не знаю, но думаю, что т. Шеболдаев никакими твердыми данными на этот счет не располагал и что в этом деле решающую роль сыграл т. Пивоваров, который в конце июня на автомашине наискось пересек Вешенский район и на обратном пути из Вешенской, на полях Варваринского колхоза, над дорогой видел ранний мелионопус. Мелионопус этот был действительно превосходен! Пудов на 50 с гектара. После незавидных хлебов варваринский мелионопус обрадовал хозяйский глаз т. Пивоварова, но на совещании Пивоваров, вероятно, запамятовал, что не по всему Вешенскому району были такие стандартно хорошие хлеба, и когда в Крайкоме встал вопрос об урожайности в Вешенском районе - Пивоваров заявил: «В Вешенском районе пшеница даст не меньше 10 центнеров с га. Стыдно вешенцам плакаться на плохой урожай!»

Случайное и не соответствующее действительности заявление т. Пивоварова бесспорно утвердило т. Шеболдаева в мысли, что вешенцы с урожайностью лукавят.

Перехожу к последовательному изложению событий. 14 июля Овчинников и Федоров прибыли в Вешенскую и в сопровождении заврайзо [заведующий районным земельным отделом] Вешенского РИК"а Корешкова выехали на правую сторону Дона, где была наиболее плохая урожайность, определять на глазок, «сколько даст гектар?».

Отъехали километров 10 от Вешенской. Федоров, указывая на делянку пшеницы, спрашивает у Корешкова:

По-твоему, сколько даст гектар этой пшеницы?

КОРЕШКОВ. - Не больше трех центнеров.

ФЕДОРОВ. - А по-моему, не меньше десяти центнеров!

КОРЕШКОВ.- Откуда тут десять центнеров?! Ты посмотри: хлеб поздний, забит осотом и овсюком, колос редкий. Такой урожай на этих землях был только в 1909 году. Это ведь тебе не Кубань.

Проехали километров 5 и снова стали определять. И снова разошлись в оценке... Этак несколько раз. Доехали до посевов Грачевского колхоза. Тут-то и возникла между Корешковым и Федоровым жестокая перепалка.

Сколько даст этот гектар? - спрашивает Федоров.

Пять центнеров, - отвечает Корешков.

Не пять, а девять иди десять!

Колос от колоса - не слыхать девичьего голоса, и десять?

Федоров ответил на это буквально следующее:

Если смотреть с машины, то колос действительно кажется редким, а вот ты слезь с машины, нагнись да посмотри: сплошные колоски!

Корешков - сын батрака украинца Криворожского района. Отца его запороли в конце 1918 г. казаки. Сам Корешков в марте 1918 г. ушел в красный партизанский отряд им. Гавриловен с 1918 г. по 1923 г. был в Красной армии, сначала рядовым и под конец пом. комполка. Исходил все фронты, ранен и два раза контужен (последний раз тяжело), имеет орден Красного Знамени. После демобилизации работал на Кадиевском руднике шахтером, а потом у себя на родине председателем сельсовета. В 1930 г. окончил курсы по советскому строительству при ВЦИК"е, был направлен на Северный Кавказ и послан в Вешенский район заведовать Райзо.

Корешков - человек грубоватый от природы, вежливому обращению необученный, да вдобавок еще страдающий нервными припадками (последствия контузии) - взбешенный советом зав. зерновым сектором Крайкома т. Федорова «слезть с машины, нагнуться и усмотреть сплошные колоски», - ответил:

Я вот сыму штаны, да стану раком, а ты нагнись и погляди. Не такое увидишь!..

Снова крепко поругались. Корешков, видя беспомощность членов комиссии по части вопросов сельского хозяйства, решил убедиться в их познаниях окончательно: подъехали к затравевшей деляне.

Что тут посеяно, как вы думаете? - спрашивает Корешков.

Члены комиссии пришли к общему заключению, что посеяно просо. На самом же деле это была деляна майских паров, на которых кое-где взошло просо-падалица и редкие подсолнухи, перемешанные со всяческими сорняками...

Все это, дорогой т. Сталин, было бы смешно, если б, разумеется, не было так грустно. Так вот дальше: сопутствуемая Корешковым комиссия проехала по хлебам ряда колхозов, еще раз попытались совместно определить урожайность, но и тут неудачно. На этот раз объектом определения было просо Наполовского колхоза. Корешков утверждал, что просо даст не больше 6 центнеров, а члены комиссии полагали, что даст не меньше 14- 15 центнеров. Подозревая, что члены комиссии над ним издеваются, Корешков слез с машины и заявил:

Вы езжайте и определяйте сами, а я пешком пойду в Вешенскую! Так определять нельзя!

Кое-как примирившись, вернулись они в Вешенскую вместе. Тем временем в Вешенской срочно пересоставляли хлебофуражный баланс. Пересоставляли, но ничего не получалось, т.к. при новом плане хлебозаготовок в 53 000 тонн не выходило колхознику на трудодень по 2 кил. хлеба. А Крайком ориентировал именно на эту норму. Для того чтобы «сбалансировать», Овчинников предложил на бюро РК повысить урожайность в среднем на 1 центнер. Бюро голосовало этот вопрос и, несмотря на настойчивое требование Овчинникова, повышать отказалось. «Сбалансировали же» за счет снижения нормы натуральной выдачи и за счет беспощадной урезки фуража и фондов, из коих полагалось выдавать сельским специалистам: врачам, агрономам, учителям и пр.

Овчинников уехал в Ростов и заверил Крайком в том, что план в пятьдесят с лишним тысяч тонн вполне реален для Вешенского района. План окончательно утвердили в размере 51 700 тонн и 21 июля уже приступили к разверстанию плана по колхозам Вешенского района.

Отсюда и началось массовое хищение хлеба. Колхозник рассуждал так: «В 1931 г. план мы выполнили с напряжением и весной на семена занимали у нас. А теперь, вместо обещанного в мае снижения, придется платить в два с половиной раза больше. Значит, хлеб заберут весь до зерна. Надо запасаться!»

И начали запасаться, невзирая на постановление «Об охране общественной собственности». Воровали на покосе, на гумнах, всюду! И не только воровали, но и плохо работали. В августе в течение трех недель шли дожди. Они погубили десятки тысяч центнеров хлеба. В один из таких дней я ехал верхом через поля Чукаринского колхоза. Дождь прошел утром. Грело солнце. Копны, испятнавшие всю степь, надо было раскидывать и сушить, но бригады все были не в поле, а на станах. Подъехал к одному стану. Человек 50 мужчин и женщин лежат под арбами, спят, вполголоса поют, бабы ищутся, словом, празднуют. Обозленный, я спрашиваю:

«- Почему не растрясаете копны? Вы что, приехали в поле искаться да под арбами лежать?» И при сочувственном молчании остальных одна из бабенок мне объяснила: «- План в нонешнем году дюже чижолый. Хлеб наш, как видно, весь за границу уплывет. Через то мы с ленцой и работаем, не спешим копны сушить... Нехай пашеничка трошки подопреет. Прелая-то она заграницу не нужна, а мы и такую поедим!»

К середине ноября большая часть хлеба была обмолочена и свезена на ссыппункты. Крайком во второй раз снизил план на 11 130 тонн. По колхозам приступили к вторичному обмолоту. Чрезвычайный уполномоченный Крайкома т. Гольман приступил к вывозу хлеба, оставлявшегося на семена. Начались интенсивные поиски разворованного зерна. К 14 ноября было обыскано около 1500 хозяйств из общего количества имеющихся по району 13 813 хозяйств. План хлебозаготовок к середине ноября был выполнен на 82%. Сдано было около 31 000 тонн.

Но т.к. падающая кривая поступлений хлеба не обеспечивала выполнения плана к сроку, Крайком направил в Вешенский район особого уполномоченного т. Овчинникова (того самого, который некогда приезжал устанавливать «доподлинную» урожайность). В день приезда Овчинников провел совещание с Гольманом и секретарем Вешенского РК Добринским. На его вопрос «будет ли выполнен план?» - Гольман ответил отрицательно. Сомнения высказал и секретарь РК Добринский. Овчинников им заявил, что «плана они не выполнят, сколь у них нет веры в его реальность», и предупредило том, что поставит об этом в известность т. Шеболдаева.

16 декабря Овчинников, Гольман и Добринский приезжают в Крайком. По представлению Овчинникова Гольмана - члена партии с 17 или 18 года - исключают из партии, а Добринского снимают с работы с запрещением в течение Злет занимать отв[етственные] парт[ийные] должности.

20 [декабря] Овчинников возвращается в Вешенскую. На расширенном заседании бюро РК, в присутствии уполномоченных РК и секретарей ячеек, прорабатывается решение Крайкома о Гольмане и Добринском. Овчинников громит районное руководство и, постукивая по кобуре нагана, дает следующую установку: «Хлеб надо взять любой ценой! Будем давить так, что кровь брызнет! Дров наломать, но хлеб взять!»

Отсюда и начинается «ломание дров». Овчинников знал, что по колхозам в наличии имеется ничтожное количество хлеба, что переобмолот, перечистка озадков и изъятие ворованного хлеба далеко не обеспечат выполнение плана. Он стоял перед очень щекотливой альтернативой: либо заявить т. Шеболдаеву, что он его обманул, заверяя в том, что 53 000 тонн - план для Вешенского района вполне реальный, либо выполнить план или приблизиться к выполнению. Но т.к. выполнить обычными способами, применяя не противоречащие закону и партийной совести репрессии, было невозможно - и Овчинников это чудесно знал- он и дал официальную установку парторганизации: «Хлеб взять любой ценой! Дров наломать, но хлеб взять!». Установка эта была подкреплена исключением из партии на этом же бюро РК 20 коммунистов - секретарей ячеек, уполномоченных РК и председателей колхозов, отставших с выполнением плана хлебозаготовок.

Далее Овчинников провел следующие мероприятия, о разумности и законности которых судите сами: 1) приказал изъять весь хлеб, по всем хозяйствам района, в том числе и выданный в счет 15% аванса по трудодням; 2) задолженность каждого колхоза по хлебозаготовкам приказал разверстать по бригадам с тем, чтобы те разверстали по дворам. Таким образом контрольная цифра сдачи хлеба была доведена до каждого колхозника. Последнее мероприятие было санкционировано Крайкомом.

Какие же результаты дали эти мероприятия? 1) Когда начались массовые обыски (производившиеся обычно по ночам) с изъятием не только ворованного, но и всего обнаруженного хлеба, - хлеб, полученный в счет 15% аванса, стали прятать и зарывать, чтобы не отобрали. Отыскание ям и изъятие спрятанного и неспрятанного хлеба сопровождались арестами и судом; это обстоятельство понудило колхозников к массовому уничтожению хлеба. Чтобы хлеб не нашли во дворе, его стали выбрасывать в овраги, вывозить в степь и зарывать в снег, топить в колодцах и речках и пр. 2) Доведение контрольной цифры по сдаче хлеба до каждого хозяйства свело на нет всю ранее проделанную работу по организационно-хозяйственному укреплению колхозов. Району не хватало до 100% выполнения плана хлебозаготовок более 10 700 тонн. В среднем на каждый двор приходилось контрольного задания по 45 - 50 пудов (по сути урожай с 2 - 3 гектаров...). Произошло чудовищное и ни с чем не сравнимое смешение: пошло насмарку классовое расслоение (бедняк ли, середняк ли- плати 30-40 - 50 пудов, а нет- исключают из колхоза, выгоняют из хаты на снег, конфискуют корову, картофель, соленые овощи, а то и все имущество, что называется, до нитки). Понятие «ударник» исчезло: 50 трудодней у колхозника на книжке или 300, или 700, - контрольная цифра для всех одинакова. Мало того, что у ударника отобрали ранее выданный 15% аванс, его и по сдаче хлеба сравняли с действительным вором и лодырем.

Собрать 10000 тонн ворованного хлеба, т.е. такое количество, которого не было, - дело нелегкое. К выполнению плана можно было приблизиться, по мысли Овчинникова, только пустив в ход все средства. И он, по взаимной согласованности с приехавшим на место Гольмана уполномоченным Крайкома Шараповым (директор Ростовского завода «Красный Аксай»), дал прямую установку на перегибы, развязал руки «левакам» и массовым исключением из партии секретарей ячеек, уполномоченных РК, председателей колхозов и сельских советов, немедленными после исключения арестами вынудил стать на «левую» позицию всю полутора-тысячную парторганизацию Вешенского района.

Установка Овчинникова «Дров наломать, но хлеб взять!» подхватывается районной газетой «Большевистский Дон». В одном из номеров газета дает «шапку»: «Любой ценой, любыми средствами выполнить план хлебозаготовок и засыпать семена!» И начали по району с великим усердием «ломать дрова» и брать хлеб «любой ценой».

К приезду вновь назначенного секретаря РК Кузнецова и председателя РИК"а Королева по району уже имелись плоды овчинниковского внушения:

1) В Плешаковском колхозе два уполномоченных РК Белов и другой товарищ, фамилия которого мне неизвестна, допытываясь у колхозников, где зарыт хлеб, впервые применили впоследствии широчайше распространившийся по району метод «допроса с пристрастием». В полночь вызывали в комсод [комитет содействия хлебозаготовкам]), по одному, колхозников, сначала допрашивали, угрожая пытками, а потом применяли пытки: между пальцев клали карандаш и ломали суставы, а затем надевали на шею веревочную петлю и вели к проруби в Дону топить.

2) В Грачевском колхозе уполномоченный РК при допросе подвешивал колхозниц за шею к потолку, продолжал допрашивать полузадушенных, потом на ремне вел к реке, избивая по дороге ногами, ставил на льду на колени и продолжал допрос.

3) В Лиховидовском колхозе уполномоченный РК на бригадном собрании приказал колхозникам встать, поставил в дверях вооруженного сельского, которому вменил в обязанность следить за тем, чтобы никто не садился, а сам ушел обедать. Пообедал, выспался, пришел через 4 часа. Собрание под охраной сельского стояло... И уполномоченный продолжал собрание.

На первом же бюро РК новый секретарь РК поставил вопрос об этих перегибах. Было записано в решении бюро о том, что такие «методы» хлебозаготовок искажают линию партии. Об этом на другой день узнал Овчинников, приехавший из Верхне-Донского р-на (он работал особоуполномоченным по двум районам: Вешенскому и Верхне-Донскому) и тотчас же предложил секретарю РК: «О перегибах в решении не записывай! Нам нужен хлеб, а не разговорчики о перегибах. А вот ты с первых же дней приезда в район начинаешь разговоры о перегибах и тем самым ослабляешь накал борьбы за хлеб, расхолаживаешь парторганизацию, демобилизуешь ее!» Кузнецов настаивал на том, чтобы записать, тогда Овчинников написал телеграмму на имя т. Шеболдаева примерно такого содержания: «Новое руководство Вешенского района колеблется, говорит о перегибах, а не о хлебе, и тем самым демобилизует работников мест. Необходимо ответственность за ход хлебозаготовок возложить персонально на т.т. Кузнецова и Королева» и пр.

Телеграмму подписали Овчинников и Шарапов, находившийся под идейным протекторатом Овчинникова. Секретаря РК Кузнецова Овчинников ознакомил с содержанием телеграммы, на просьбу оставить в РК копию телеграммы ответил отказом. Затем пошел на телеграф, предложил, чтобы телеграмму передали не по телеграфу, а по телефону. Телеграмму передали при нем. Текст Овчинников положил в карман, а зав. телеграфом, коммунисту, на его слова «Оставьте текст» ответил: «Не твое дело!» Словом, телеграмму послал и «следов» не оставил... После этого он вернулся в РК и заявил Кузнецову: «Ты думаешь, что Крайком не знает о перегибах? Знает, но молчит. Хлеб-то нужен? План-то надо выполнять?» И рассказал исключительно интересный случай из собственной практики; случай, по-моему, проливающий яркий свет на фигуру Овчинникова. Передаю со слов секретаря РК Кузнецова и ряда других членов бюро РК, которым Овчинников этот же случай рассказывал в другое время. «В 1928 г. я был секретарем Вольского ОК Нижне-Волжского края. Во время хлебозаготовок, когда применяли чрезвычайные мероприятия, мы не стеснялись в применении жесточайших репрессий и о перегибах не разговаривали! Слух о том, что мы перегнули, докатился до Москвы... Но зато целиком выполнили план, в крае не на плохом счету! На 16 Всесоюзной партконференции во время перерыва стоим мы с т. Шеболдаевым, к нам подходит Крыленко и спрашивает у Шеболдаева: „Кто у тебя секретарем Вольского ОК? Наделал во время хлебозаготовок таких художеств, что придется его, как видно, судить". - „А вот он секретарь Вольского ОК", - отвечает Шеболдаев, указывая на меня. „Ах, вот как! - говорит Крыленко. - В таком случае, товарищ, зайдите после конференции ко мне." Я подумал, что быть неприятности, дал телеграмму в Вольск, чтобы подготовили реабилитирующие материалы, но после конференции на совещании с секретарями Крайкомов Молотов заявил: „Мы не дадим в обиду тех, которых обвиняют сейчас в перегибах. Вопрос стоял так: или взять даже поссорившись с крестьянином, или оставить голодным рабочего. Ясно, что мы предпочли первое". После этого Крыленко видел меня, но даже и словом не обмолвился о том, чтобы я к нему зашел!»

Как видите, помимо прямых установок для низовых партработников Овчинников употреблял для районного партактива и методы тонкой психологической обработки, не брезгуя для увеличения своего авторитета и такими вещами, как афиширование своей близости к т. Шеболдаеву.

Естественно, что после истории с решением о перегибах РК закрыл глаза на все безобразия, которые творились в районе, а если в особо исключительных случаях и говорил по поводу перегибов, то так глухо, как из воды. Решения выносились больше для очистки совести, не для проработки на ячейках, а для особой папки, на всякий случай.

После отъезда Овчинникова в Верхне-Донской район работой стал руководить Шарапов. Вот установки, которые он давал уполномоченным РК, командирам агитколонн, всем, кто заготовлял хлеб: «Не открывают ям- оштрафуй хозяйств 10- 15, забери у них все имущество, картофель, солку, выкинь из домов, чтобы гады подыхали на улице! А через два часа, если не будет перелома, снова созывай собрание и снова выкидывай на мороз хозяйств десять!» По его предложению стали широко практиковаться методы провокации. Делалось так: колхозника Иванова вызывают и говорят: «Твой сосед Петров сообщил нам, что у тебя есть яма. Признавайся, где зарыт хлеб?» А Петрова вызывают и говорят ему обратное. Потом на собрании бригады колхозников стравливают, как собак, и поощряют кровавые побоища.

«Страви их, чтобы волосы один на одном рвали, чтобы морды били друг другу до крови, а сам уходи в другую бригаду. Устрой там драку и иди в третью. Сам будь в стороне», - поучал Шарапов уполномоченных РК и секретарей партячеек.

О работе уполномоченного или секретаря ячейки Шарапов судил не только по количеству найденного хлеба, но и по числу семей,выкинутых из домов, по числу раскрытых при обысках крыш и разваленных печей. «Детишек ему стало жалко выкидывать на мороз! Расслюнявился! Кулацкая жалость его одолела! Пусть как щенки пищат и дохнут, но саботаж мы сломим!» - распекал на бюро РК Шарапов секретаря ячейки Малаховского колхоза за то, что тот проявил некоторое колебание при массовом выселении семей колхозников на улицу. На бюро РК, в ячейке, в правлении колхоза, громя работавших по хлебозаготовкам, Шапарапов не знал иного обращения кроме как «сволочь», «подлец», «кусок слюнтяя», «предатель», «сукин сын». Вот лексикон, при помощи которого уполномоченный Крайкома объяснялся с районными и сельскими коммунистами.

До чистки партии за полтора месяца (с 20 декабря по 1 января) из 1500 коммунистов было исключено более 300 человек. Исключали, тотчас же арестовывали и снимали со снабжения как самого арестованного, так и его семью. Не получая хлеба, жены и дети арестованных коммунистов начинали пухнуть от голода и ходить по хуторам в поисках «подаяния»...

Исключение из партии, арест и голод грозили всякому коммунисту, который не проявлялдостаточной «активности» по части применения репрессий, т.к. в понимании Овчинникова и Шарапова только эти методы должны были давать хлеб. И большинство терроризированных коммунистов потеряли чувство меры в применении репрессий. По колхозам широкой волной покатились перегибы. Собственно, то, что применялось при допросах и обысках, никак нельзя назвать перегибами; людей пытали, как во времена средневековья, и не только пытали в комсодах, превращенных буквально в застенки, но и издевались над теми, кого пытали. Ниже я приведу краткий перечень тех «способов», при помощи которых работали агитколонны и уполномоченные РК, а сейчас в цифрах, полученных мною в РК, покажу количество подвергавшихся репрессиям и количество хлеба, взятого с момента применения репрессий (см. табл.).

В этот итог надо включить и отобранный 15% аванс и тот хлеб (наиболее крупные из найденных ям), который зарывали еще будучи единоличниками. Находили ямы с хлебом, зарытым еще в... 1919 г. А потом по урожайным годам: в 1924, 1926,1928.

Теперь о методах, которые применяли во всех колхозах района согласно установкам Овчинникова и под непосредственным руководством Шарапова. Выселение из дома и распродажа имущества производилась простейше: колхозник получал контрольную цифру сдачи хлеба, допустим, 10 центнеров. За несдачу его исключали из колхоза, учитывали всю его задолженность, включая и произвольно устанавливаемую убыточность, понесенную колхозом за прошлые годы и предъявляли все платежи, как к единоличнику.

По Вешенскому району

Цифры эти - на 24 января т. е. почти под конец хлебозаготовок. Теперь о результатах полученных после применения всей суммы этих репрессий. На 24 января хлеба найдено:

2. В др. местах

Причем соответственно сумме платежей расценивалось имущество колхозника; расценивалось так, что его в аккурат хватало на погашение задолженности. Дом, например, можно было купить за 60 - 80 руб., а такую мелочь, как шуба или валенки, покупали буквально за гроши...

Было официально и строжайше воспрещено остальным колхозникам пускать в свои дома ночевать или греться выселенных. Им надлежало жить в сараях, в погребах, на улицах, в садах. Население было предупреждено: кто пустит выселенную семью- будет сам выселен с семьей. И выселяли только за то, что какой-нибудь колхозник, тронутый ревом замерзающих детишек, пускал своего выселенного соседа погреться. 1090 семей при 20 градусном морозе изо дня в день круглые сутки жили на улице. Днем как тени слонялись около своих замкнутых домов, а по ночам искали убежища от холода в сараях, в мякинниках. Но по закону, установленному Крайкомом, им и там нельзя было ночевать! Председатели сельских советов и секретари ячеек посылали по улицам патрули, которые шарили по сараям и выгоняли семьи выкинутых из домов колхозников на улицы .

Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти: в хуторе Волоховском Лебяженского колхоза, ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве же можно так издеваться над людьми? Мне казалось, что это - один из овчинниковских перегибов, но в конце января или в начале февраля в Вешенскую приехал секретарь Крайкома ЗИМИН.

По пути в Вешенскую он пробыл два часа в Чукаринском колхозе и на бюро РК вы ступил по поводухода хлебозаготовок в этом колхозе. Первый вопрос, который он задал присутствовавшему на бюро секретарю Чукаринской ячейки - «Сколько у тебя выселенных из домов? » «Сорок восемь хозяйств». «Где они ночуют?» Секретарь ячейки замялся, потом ответил, что ночуют, мол, где придется. Зимин ему на это сказал: «А должны ночевать не у родственников, не в помещениях, а на улице!»

После этого по району взяли линию еще круче. И выселенные стали замерзать. В Базковском колхозе выселили женщину с грудным ребенком.

Всю ночь ходила она по хутору и просила, чтобы ее пустили с ребенком погреться. Не пустили, боясь, как бы самих не выселили. Под утро ребенок замерз на руках у матери.

Сама мать обморозилась. Женщину эту выселял кандидат партии- работник Базковского колхоза. Его после того, как ребенок замерз, тихонько посадили в тюрьму. Посадили за «перегиб». За что же посадили? И если посадили правильно, то почему остается на свободе т. ЗИМИН?

Число замерзших не установлено, т.к. этой статистикой никто не интересовался и не интересуется; точно так же, как никто не интересуется количеством умерших от голода. Бесспорно одно: огромное количество взрослых и «цветов жизни» после двухмесячной зимовки на улице, после ночевок на снегу уйдут из этой жизни вместе с последним снегом. А те, которые останутся в живых, - будут полукалеками.

Но выселение это еще не самое главное. Вот перечисление способов, при помощи которых добыто 593 тонны хлеба:

1. Массовые избиения колхозников и единоличников.

2. Сажание «в холодную». «Есть яма?» «Нет». «Ступай, садись в амбар!»

Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время действия - январь, февраль. Часто в амбары сажали целыми бригадами.

3. В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили: «Скажешь, где яма? Опять подожгу!», в этом же колхозе допрашиваемую клали в яму, до половины зарывали и продолжали допрос.

4. В Наполовском колхозе уполномоченный РК кандидат в члены бюро РК Плоткин при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку. Посаженный кричал, что не может сидеть, горячо, тогда под него лили из кружки воду, а потом «прохладиться» выводили на мороз и запирали в амбар. Из амбара снова на плиту и снова допрашивают. Он же (ПЛОТКИН) заставлял одного единоличника стреляться. Дал в руки наган и приказал: «Стреляйся, а нет- сам застрелю!» Тот начал спускать курок (не зная того, что наган разряженный) и когда щелкнул боек, - упал в обмороке.

5. В Варваринском колхозе секретарь ячейки Аникеев на бригадном собрании заставил всю бригаду (мужчин и женщин, курящих и некурящих) курить махорку, а потом бросил на горячую плиту стручок красного перца (горчицы) и не приказал выходить из помещения. Этот же Аникеев и ряд работников агитколонны, командиром коей был кандидат в члены бюро РК Пашинский при допросах в штабе колонны принуждали колхозников пить в огромном количестве воду, смешанную с салом, с пшеницей и с керосином.

6. В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы допрашиваемого из дробовиков.

7. Там же: закатывали в рядно и топтали ногами.

8. В Архиповском колхозе двух колхозниц Фомину и Краснову после ночного допроса вывезли за три километра в степь, раздели на снегу догола и пустили, приказав бежать к хутору рысью.

9. В Чукаринском колхозе секретарь ячейки Богомолов подобрал 8 человек демобилизованных красноармейцев, с которыми приезжалк колхознику-подозреваемому в краже - во двор (ночью), после короткого опроса выводил на гумно или в леваду, строил свою бригаду и командовал «огонь» по связанному колхознику. Если устрашенный инсценировкой расстрела не признавался, то его, избивая, бросали в сани, вывозили в степь, били по дороге прикладами винтовок и, вывезя в степь, снова ставили и снова проделывали процедуру, предшествующую расстрелу.

9. В Кружилинском колхозе уполномоченный РК КОВТУН на собрании 6 бригады спрашивает у колхозника: «Где хлеб зарыл?» «Не зарывал, товарищ!» «Не зарывал? А ну, высовывай язык! Стой так!» Шестьдесят взрослых людей, советских граждан по приказу уполномоченного по очереди высовывают языки и стоят так, истекая слюной, пока уполномоченный в течение часа произносит обличающую речь. Такую же штуку проделал Ковтун и в 7 и в 8 бригадах; с той только разницей, что в тех бригадах он помимо высовывания языков заставлял еще становиться на колени.

10. В Затонском колхозе работник агитколонны избивал допрашиваемых шашкой В этом же колхозе издевались над семьями красноармейцев, раскрывая крыши домов, разваливая печи, понуждая женщин к сожительству.

11. В Солонцовском колхозе в помещение комсода внесли человеческий труп, положили его на стол и в этой же комнате допрашивали колхозников, угрожая расстрелом.

12. В Верхне-Чирском колхозе комсодчики ставили допрашиваемых босыми ногами на горячую плиту, а потом избивали и выводили, босых же, на мороз.

13. В Колундаевском колхозе разутых до боса колхозников заставляли по три часа бегать по снегу. Обмороженных привезли в Базковскую больницу.

14. Там же: допрашиваемому колхознику надевали на голову табурет, сверху прикрывали шубой, били и допрашивали.

15. В Базковском колхозе при допросе раздевали, полуголых отпускали домой, с полдороги возвращали, и так по нескольку раз.

16. Уполномоченный РО ОГПУ Яковлев с оперативной группой проводил в Верхне-Чирском колхозе собрание. Школу топили до одурения. Раздеваться не приказывали. Рядом имели «прохладную» комнату, куда выводили с собрания для «индивидуальной обработки». Проводившие собрание сменялись, их было 5 человек, но колхозники были одни и те же... Собрание длилось без перерыва более суток.

Примеры эти можно бесконечно умножить. Это - не отдельные случаи загибов, это - узаконенный в районном масштабе - «метод» проведения хлебозаготовок. Об этих фактах я либо слышал от коммунистов, либо от самих колхозников, которые испытали все эти «методы» на себе и после приходили ко мне с просьбами «прописать про это в газету».

Помните ли Вы, Иосиф Виссарионович, очерк Короленко «В успокоенной деревне»? Так вот этакое «исчезание» было проделано не над тремя заподозренными в краже у кулака крестьянами, а над десятками тысяч колхозников. Причем, как видите, с более богатым применением технических средств и с большей изощренностью.

Аналогичная история происходила и в Верхне-Донском районе, где особоуполномоченным был тот же Овчинников, являющийся идейным вдохновителем этих жутких издевательств, происходивших в нашей стране и в 1933 г.

Подтверждение фактов, которые я приводил, иллюстрируя работу по хлебозаготовкам, Вы можете получить в Крайкоме и КрайКК [краевая контрольная комиссия]). В конце марта в Вешенский район приезжали ответ, инструктор крайкома т. Давыдов и ответ, инструктор КрайКК т. Минин. Они располагают проверенным материалом по большинству приведенных мною случаев.

К Вам я обращаюсь с этим письмом вот почему: когда слух об извращении линии партии дошел до Крайкома, - в Вешенский район был послан член бюро Крайкома - редактор краевой газеты «Молот» т. Филов. Он опросил кое-кого из райпартактива и, столкнувшись с заявлениями ряда товарищей о том, что установки на перегибы они получали из уст особоуполномоченного Крайкома Овчинникова и уполн[омоченного] Шарапова, - занял довольно странную позицию... Дело в том, что Овчинников на последнем пленуме Крайкома был избран кандидатом в члены бюро Крайкома и выдвинут секретарем Ростовского горкома. Филов, будучи в Вешенской и узнав о том, что Овчинников в свое время запретил писать в решении бюро Вешенского РК о перегибах, посоветовал секретарю РК Кузнецову: «ОВЧИННИКОВА ЛУЧШЕ НЕ ТРОГАЙТЕ...» Между тем еще до приезда Филова в районе был член бюро Крайкома комсомола т. Кавтарадзе, который обследовал работу агитколонны, действовавшей под командованием Нашинского. По настоянию Кавтарадзе Нашинский и ряд работников агитколонны были исключены из партии и комсомола, а в настоящее время арестованы, находятся в заключении и ждут, когда Крайком примет решение по их делу, т.к. следствие закончено и весь материал отослан в Крайком.

Должен прямо сказать: Крайком пока ведет линию на привлечение к ответственности «стрелочников». Глубокого всестороннего расследования событий, происходивших в Вешенском районе, не было, да, вероятно, и не будет, сколь такие авторитетные люди, как член бюро Крайкома Филов, прямо советуют: «Овчинникова лучше не трогайте». А присмотреться к тому, что происходит в районах, надо. Расследовать надо не только дела тех, кто издевался над колхозниками и над Советской властью, но и дела тех, чья рука направляла. Чего стоит, например, деятельность такого коммуниста, как уполномоченного Крайкома Шарапова. Перед поездкой на пленум Крайкома он зашел в РК и в моем присутствии повел следующий разговор с секретарем РК Кузнецовым: «На какой бы это козе подъехать в Крайкоме, чтобы нам разрешили не весь хлеб перебрасывать с глубинок... Чтобы для колхозов левобережья оставили семенную страховку». В это время поступление семян по всему району не превышало 5 - 6 центнеров в день. Было ясно, что не только 10% семфондов колхозы района не соберут, но не заготовят и 2%. Исходя из этого я и посоветовал Шарапову: со всей большевистской смелостью заявить т. Шеболдаеву, что семенами Вешенский район не обеспечится и что переброску из глубинок необходимо немедленно прекратить. Шарапов только улыбнулся, вероятно считая мои речи необычайно наивными. А Кузнецов сказал: «Если об этом сейчас заявить, то мало того, что ж... набьют, но и партбилет отымут!»

Будучи прекрасно осведомлены о том, что колхозы района не заготовят семян, и Шарапов и Кузнецов не заявили об этом в Крайкоме, тем самым ввели Крайком в заблуждение, в результате чего более 6000 тонн хлеба в феврале было переброшено из колхозов на пристанские пункты, а в марте этот же хлеб стали возить обратно. Тягло поставили, что называется, на-постав, а вот теперь это тягло отказывается работать. Сев провален будет в текущем году в основном только благодаря этому. К характеристике физиономии Шарапова будет не лишним добавить, что этот коммунист, пользовавшийся высоким доверием Крайкома, уезжая из Вешенского района, не постеснялся запастись салом, конфискованным у выселенного колхозника, а также приобрести тулуп. Тулуп был расценен в 80 руб. и куплен для работников зерносовхоза, но тулуп приглянулся т. Шарапову. Ему уступили тулуп за эту же цену, но Шарапов заявил, что он не в состоянии платить такие деньги... В расценке срочно произвели «исправление» - вместо 80 руб. поставили 40, и Шарапов укатил в Ростов в купленном по дешевке тулупе и с запасом сала...

В заключение- о «видах на будущее»: если в 1931 г. по району было 73 000 гек. зяби, то в 1932 г. только 25 000; а план сева яровых в 1933 г. увеличен по сравнению с прошлым годом на 9 000 гек.

Продовольственная помощь, оказываемая государством, явно недостаточна. Из 50000 населения голодают никак не меньше 49 000. На эти 49 000 получено 22 000 пудов. Это на три месяца. Истощенные, опухшие колхозники, давшие стране 2 300 000 пудов хлеба, питающиеся в настоящее время черт знает чем, уж наверное не будут вырабатывать того, что вырабатывали в прошлом году. Не менее истощен и скот, два месяца, изо дня в день, в распутицу возивший с места на место хлеб, по милости Шарапова и РК. Все это вместе взятое приводит к заключению, что план сева колхозы района к сроку безусловно не выполнят. Но платить-то хлебный налог придется не с фактически засеянной площади, а с контрольной цифры присланного краем плана. Следовательно, история с хлебозаготовками 1932 г. повторится и в 1933 г. Вот перспективы, уже сейчас грозно встающие перед вышедшими на сев колхозниками.

Если все описанное мною заслуживает внимания ЦК - пошлите в Вешенский район доподлинных коммунистов, у которых хватило бы смелости, невзирая на лица, разоблачить всех, по чьей вине смертельно подорвано колхозное хозяйство района, которые по-настоящему бы расследовали и открыли не только всех тех, кто применял к колхозникам омерзительные «методы» пыток, избиений и надругательств, но и тех, кто вдохновлял на это.

Обойти молчанием то, что в течение трех месяцев творилось в Вешенском и Верхне-Донском районах, нельзя. Только на Вас надежда.

Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины».

С приветом
М. Шолохов
Ст. Вешенская СКК [Северо-Кавказского края])
4 апреля 1933 г. Подлинник

Публикация ЮРИЯ МУРИНА

Родина. 1992. № 11 - 12. С. 51-57. Сохранены стиль и орфография автора. - Peд. журнала «Родина».

ПРИМЕЧАНИЯ

1 В постановлении ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 6 мая 1932 г. «О плане хлебозаготовок из урожая 1932 г. и развертывания колхозной торговли хлебом» колхозам и единоличным хозяйствам Северного Кавказа план хлебозаготовок был снижен со 154 млн. пудов в 1931 г. до 136 млн. пудов в 1932 г.

2 П.К. Луговой - секретарь Вешенского РК ВКП(б), П.Т. Лимарев - зав. орготделом Вешенского РК ВКП(б).

3 Г.Ф. Овчинников (1893-1937)- член партии с 1918 г., в 1928-1930 гг. секретарь Вольского окружкома партии Нижне-Волжского края, делегат XVI конференции ВКП(б); в 1930 - 1931 гг. учился на курсах марксизма-ленинизма, в феврале 1932 г. был откомандирован в распоряжение Северо-Кавказского крайкома, где работал секретарем парткома завода «Сельмаш», а затем секретарем Ростовского горкома партии. Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 4 июля 1933 г. снят с поста секретаря Ростовского горкома с объявлением строгого выговора. В 1937 г. был репрессирован. Реабилитирован в 1956 г.

4 И.Н. Пивоваров - в 1932 г. председатель Северо-Кавказского крайисполкома.

5 Мелионопус - разновидность твердой пшеницы.

6 Имеется в виду постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932г. «Об охране имущества государственных предприятий колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности».

7 Озадки - остающееся при веянии легкое, сорное зерно.

8 В.И. Шарапов (1895-1937)- директор Ростовского завода «Красный Аксай», уполномоченный по хлебозаготовкам в Вешенском и Верхне-Донском районах края. В 1937 г. был репрессирован. Реабилитирован в 1956 г.

9 В выступлении на XVI Всесоюзной партийной конференции 27 апреля 1929 г. Б.П. Шеболдаев, полемизируя с Ломинадзе, пытался обосновать необходимость чрезвычайных мер, проводившихся в период хлебозаготовительной кампании. Б.П. Шеболдаев (1895-1937)- член партии с 1914 г., с 1930 г. член ЦК ВКП(б); в 1931 - 1934 гг. секретарь Северо-Кавказского крайкома.

10 Н.В. Крыленко (1885-1938)- член партии с 1904 г., в 1922- 1931 гг. председатель Верховного Трибунала при ВЦИК; в 1927 - 1934 гг. член ЦК ВКП(б).

11 Сведений о проведении данного совещания не имеется.

12 Н.П. Зимин (1895-1938) -член партии с 1915 г., с декабря 1932 по июль 1933 г. второй секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б). Постановлением Политбюро ЦК снят с поста второго секретаря крайкома и направлен в распоряжение ЦК ВКП(б). В 1938 г. был репрессирован. Реабилитирован в 1956 г.

13 А. А. Плоткин - член партии с 1926 г., в 1932-1933 гг. председатель Вешенского райколхозсоюза.

14 А.А. Пашинский -член партии с 1930 г., с 1930 по 1934 г. работал заместителем директора и директором совхоза «Красный колос» в Кашарах.

Шолохов М.А. «Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти»// Судьбы российского крестьянства. - М.: Российск. гос. гуманит. ун-т. 1995. - С. 535-559.